Неточные совпадения
И там же надписью печальной
Отца и матери, в слезах,
Почтил он прах патриархальный…
Увы! на
жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет, придет и наше время,
И наши внуки в добрый час
Из
мира вытеснят и нас!
Наконец, европеец старается склонить черного к добру мирными средствами: он протягивает ему руку, дарит плуг, топор, гвоздь — все, что полезно тому; черный, истратив
жизненные припасы и военные снаряды, пожимает протянутую руку, приносит за плуг и топор слоновых клыков, звериных шкур и ждет случая угнать скот, перерезать врагов своих, а после этой трагической развязки удаляется в глубину страны — до новой комедии, то есть до заключения
мира.
Одни таскались с каким-нибудь гарнизонным офицером и охапкой детей в Бессарабии, другие состояли годы под судом с мужем, и все эти опыты
жизненные оставили на них следы повытий и уездных городов, боязнь сильных
мира сего, дух уничижения и какое-то тупоумное изуверство.
Это было тихое, устойчивое нарастание
жизненных сил, плавно уносившее меня вместе с окружающим мирком, а берега стороннего необъятного
мира, по которым можно было бы заметить движение, мне тогда не были видны…
«В этой области (области первичной веры), предшествующей логическому сознанию и наполненной сознанием
жизненным, не нуждающимся в доказательствах и доводах, сознает человек, что принадлежит его умственному
миру и что —
миру внешнему».
Практическая
жизненная программа для России может быть сосредоточена лишь вокруг проблемы Востока и Запада, может быть связана лишь с уготовлением себя к тому часу истории, в который столкновение восточного и западного
мира приведет к разрешению судеб Церкви.
Он сам аккуратен и требует такой же аккуратности от других — разве такая низменная мораль может быть навязана
миру, как общеобязательный
жизненный принцип?
Все обычные
жизненные отправления, которые прямо не соприкасались с
миром его фантазии, он делал на скорую руку, почти с отвращением.
Весь
жизненный процесс этого замкнутого, по воле судеб,
мира был моим личным
жизненным процессом; его незащищенность — моею незащищенностью, его замученность — моею замученностью; наконец, его кратковременные и редкие ликования — моими ликованиями.
Не было у них пособия ни в
жизненной опытности прошедших веков, ни в знании природы и уменье владеть ею, ни в знании
мира души человеческой.
Алексей Петрович вскочил на ноги и выпрямился во весь рост. Этот довод привел его в восторг. Такого восторга он никогда еще не испытывал ни от
жизненного успеха, ни от женской любви. Восторг этот родился в сердце, вырвался из него, хлынул горячей, широкой волной, разлился по всем членам, на мгновенье согрел и оживил закоченевшее несчастное существо. Тысячи колоколов торжественно зазвонили. Солнце ослепительно вспыхнуло, осветило весь
мир и исчезло…
Соединить же правду того и другого, Найти не «синтез», но
жизненное единство, в живом опыте познать Бога в
мире, а
мир в Боге — это предельная задача религиозного сознания, поставленная его историей.
Конечно, для философии религия должна казаться ниже ее, как не-философия, но эта, так сказать, профессиональная оценка ничего не изменяет в иерархическом положении религии, которая имеет дело со всем человеком, а не с одной только его стороной, и есть
жизненное отношение к божественному
миру, а не одно только мышление о нем.
Иначе говоря, смерть, в которой Федоров склонен был вообще видеть лишь род случайности и недоразумения или педагогический прием, есть акт, слишком далеко переходящий за пределы этого
мира, чтобы можно было справиться с ней одной «регуляцией природы», методами физического воскрешения тела, как бы они ни были утонченны, даже с привлечением
жизненной силы человеческой спермы в целях воскрешения или обратного рождения отцов сынами (на что имеются указания в учении Федорова).
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а в мистической глубине подготовляется и назревает новое откровение власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого зона [Термин древнегреческой философии, означающий «
жизненный век», «вечность»; в иудео-христианской традиции означает «
мир», но не в пространственном смысле (космос), а в историческом и временном аспекте («век», «эпоха»).]
Таинственный элемент в таинстве и заключается в этом
жизненном общении с тем
миром, который остается для нас закрытым, причем здешний
мир ощущается тогда как вместилище того, другого
мира; короче, таинство есть переживание трансцендентного в имманентном, сообщение «благодати» творению в определенных таинственных актах.
А именно только чудовищное разложение
жизненных инстинктов делает возможным, что человек стоит среди жизни и спрашивает: «для чего? какая цель? какой смысл?» — и не может услышать того, что говорит жизнь, и бросается прочь от нее, и только богом, только «тем
миром» способен оправдать ее.
Эту мертвенную слепоту к жизни мы видели у Достоевского.
Жизненный инстинкт спит в нем глубоким, летаргическим сном. Какое может быть разумное основание для человека жить, любить, действовать, переносить ужасы
мира? Разумного основания нет, и жизнь теряет внутреннюю, из себя идущую ценность.
Всем его существом, от головы до ног, овладело ощущение бесконечного счастья и
жизненной радости, какую, вероятно, чувствовал первый человек, когда был создан и впервые увидел
мир.
Праху его
мир и покой, но его
жизненные невзгоды и карьерная игра характерны и поучительны.
Момент, когда девушка падает в объятия мужчины — великий момент всей ее жизни, не в смысле условной нравственности, а в смысле того глубокого психического переворота, который происходит в ней, открывая новый
мир неизведанного наслаждения, срывая последнюю завесу с окружающего ее
жизненного горизонта.
Мм застаем его в Брюсселе в тот момент, когда газеты всего
мира оповестили о его смерти под колесами железнодорожного поезда и когда ему, после
жизненных треволнений и скитальческой доли последнего времени, заблестела звезда надежды на возможность спокойной жизни под избранным им новым именем маркиза Сансака де Траверсе.
Христианское преодоление «
мира» и есть преодоление всякой «буржуазности», жертва мирской пользой и благополучием благородству и красоте
жизненного типа.
Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного, только потому, что он искал успокоения от
жизненной тревоги, а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе
мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противуположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым.